Службы помощи пытаются вернуть подростков,
наносящих самоповреждения, к ''нормативному'' поведению путем санкций и
введения кодекса поведения. Но сами подростки предпочитают другой
подход…
Санна (21 год) всегда носит одежду с длинными
рукавами. Рукава прикрывают шрамы, которых множество на руках, ногах,
груди и животе девушки. Эти шрамы очень важны для нее. Она пытается
заменить свою кожу на новую, чтобы вместе с новой кожей начать новую
жизнь…
Санна в детском возрасте неоднократно страдала от
злоупотреблений со стороны взрослых. В начальной школе она пыталась
привлечь к себе внимание, придумывая странные истории и прилепляя без
причины пластырь на тогда еще здоровую кожу. Она бросала в почтовые
ящики соседей письма, в которых писала, что ей плохо. Но тогда никто не
понял ее призывов о помощи.
Она точно не помнит, когда начала наносить
самоповреждения. Но она точно знает, что это помогло. Санна: ''Я
расцарапывала руки ножницами или обычным ученическим треугольником. Это
давало мне ощущение безопасности. Мое одиночество становилось более
''выносимым''. Как будто у меня был собрат. Если я в классе обхватывала
свое израненное запястье, порезанное утром, я думала, что я не одна''.
''Когда меня занимала только тема режущих
предметов, меня больше ничего не беспокоило. Я думала о том, куда их
спрятать, как принести в школу, чтобы подружки, заглянув в мою сумку, их
не заметили. Как прикрыть запястья. Я также была переполнена ненавистью
к самой себе, я чувствовала себя грязной, и я должна была выпустить
гнев против себя наружу''.
Самоповреждения встречаются часто, особенно среди
девочек. Примерно 5% подростков в возрасте 14-17 лет что-то делают с
собой. Кто-то совершает порезы, кто-то принимает большую дозу таблеток.
Как показывает исследование, выполненное в Лейденском университете и
Роттердамской службе психического здоровья, девочки наносят
самоповреждения в два раза чаще, чем мальчики.
В июне 2009 в Нидерландах по инициативе
национального общества, занимающегося проблемой самоповреждений, и
отделения психического здоровья Высшей сестринской школы IN-Holland, был
запущен художественный проект, в ходе которого художники выставляли
работы о самоповреждениях в психиатрических заведениях. Санна участвует в
этом проекте как специалист, постигший проблему на собственном опыте.
Передвижная выставка по плану должна посетить десять заведений
психического здоровья, в которых обучают персонал работе с пациентами,
которые наносят самоповреждения.
По мнению лектора Высшей сестринской школы
IN-Holland в Алкмаре Berno van Meijel, пока еще слишком часто
взаимоотношения между лицами, оказывающими помощь, и пациентами,
наносящими самоповреждения, выстраиваются не так, так следовало бы. Van
Meijel: ''Работники служб помощи рассматривают самоповреждения как
неправильный способ обращения за помощью. Они хотят как можно скорее
избавиться от такого поведения, либо игнорируя его, либо наказывая. Но
для пациентов нанесение самоповреждений может быть единственным способом
справиться со своими разрегулированными эмоциями. Это - стратегия
выживания. Если вы у них это отберете и ничего не дадите взамен, то
пациент останется с пустыми руками''.
Санна рассказывает, что всю свою жизнь она
чувствует себя одинокой и непонятой. Это началось, когда она была
маленькой, и никто из ее окружения не воспринимал подаваемые ей сигналы,
а потом, когда открылись ее самоповреждения, стало еще хуже, и она
попала в ''мельницу служб помощи''.
Санна: ''В средней школе я всегда носила на
запястье манжет, который прикрывал порезы. Но однажды мама увидела
царапины на коже. Я придумала историю, что случайно порезалась в классе
бумагой. Я видела, что она мне не поверила, хотя ей очень хотелось
поверить.
''Несколько позже я стояла перед зеркалом, чтобы
собрать волосы в хвост, и тут вошла мама. Она увидела обе мои руки и
очень рассердилась и расстроилась. Я, разгневанная, убежала в школу, но
тоже очень расстроилась. В школе увидела подружку и сказала ей: ''Я себя
режу''. Та тоже начала плакать. Потом был разговор с ''доверенным
лицом'' (специальные посредники, защищающие интересы клиента – прим.
перев.), и во время него подружка продолжала рыдать.
''Я тогда подумала: почему люди так сильно
реагируют? Я же не прошу никакой помощи, просто оставьте меня в покое. К
тому же я считала себя очень умной: я нашла хороший способ, как
чувствовать себя лучше. Конечно, я знала, что существуют службы
психического здоровья, но я считала, что они мне не нужны – я сама нашла
решение своих проблем''.
В возрасте 15 лет Санна пошла на встречу с
психотерапевтом. Но она ничего не рассказала о перенесенных
злоупотреблениях со стороны взрослых, и постепенно ей стало хуже. Иногда
она пропадала из дома, не ходила в школу, была суицидальной. Ее
госпитализировали в закрытое отделение. Изначально планировалось, что
она там останется на четыре недели. В конечном итоге она провела в
различных стационарах почти четыре года.
''Я научилась тайком от матери выносить из дома
скобки для степлера, и пользовалась ими для расцарапывания кожи. Как-то
мне удалось утащить кухонный нож, но, это, разумеется, обнаружилось. Мне
говорят: ты же знаешь, что тебе нельзя иметь при себе опасные предметы?
Какая ерунда… Я видела девочек, которые от отчаяния вынимали сшивающие
скобки из журнала, и использовали их. Или же уносишь из библиотеки
компакт-диск. Если его разломать, то им тоже можно резаться.
''Раз в неделю у меня была беседа с психологом. И в
течение дня я встречалась с 4 или 5 социотерапевтами, которые
осуществляли сопровождение нашей группы. Я почти никому не доверяла и
избегала любых контактов. Где-то в это время я перешла на более острые
режущие предметы. Для меня были важны шрамы. Я резала глубже, и кожа
расходилась. Иногда даже требовалось накладывать швы. За бинтом я должна
была идти к медсестре. Медсестры были в курсе того, что я делала, но
никогда по-настоящему об этом не говорили. Иногда медсестра скажет:
''Бедняжка''. И тогда у меня возникало ощущение, что я вновь потерпела
поражение''.
Санна перестала есть, и ее поймали на том, что она
копила снотворные таблетки для самоубийства. В этой нижней точке она
решила начать говорить о перенесенных в детстве сексуальных
злоупотреблениях со стороны взрослых. И хотя мать увидела, что
''картинка начала складываться'', социальный работник ей не поверила.
Санна, которой в этот момент было 18 лет,
почувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Дальше покатилось, как
снежный ком. Чтобы предотвратить возможную суицидальную попытку,
клиника, в которой она находилась, предложила ей два варианта на выбор:
госпитализацию в отделение длительного пребывания для хронических
психиатрических пациентов или новое место лечения. Чтобы претендовать на
новое место, ей надо было подписать следующую бумагу:
''Я обещаю самой себе, моей семье, моим друзьям и
находящимся в отделении, что я больше не буду наносить себе повреждений,
потому что моя кожа никогда не избавится от шрамов и я, соответственно,
никогда не обзаведусь обновленной кожей, к которой я так стремлюсь. Я
также прекращаю наносить себе повреждения, потому что раны делают мою
жизнь тайной и являются испытанием для людей. Поэтому они перестают мне
доверять. Я этого не хочу''.
Санна: ''Я сразу сказала, что у меня не получится.
Я сочла все это нечестным: если ты режешь себя, то тебя превращают в
преступника. Как будто я что украла. Если я нарушу этот контракт три
раза, то меня отправят домой. Но мать уже не хотела, чтобы я
возвращалась домой. Так что меня толкали на ''тайную'' жизнь. А это
давало сильный стресс. Я всегда носила длинные рукава и боялась, как бы
не сдвинулась повязка или не просочилась через нее кровь. Я еще никогда
не чувствовала себя настолько одинокой''.
По мнению лектора Berno van Meijel, игнорирование
самоповреждающего поведения – дело плохое, а санкции так вообще не
помогают. Van Meijel: ''Иногда работники служб психического здоровья
пытаются с помощью контракта, предусматривающего санкции, создать
управляемую структуру, при этом совершенно не учитывая эмоции и
переживания пациента. Получается, что они должны бросить то, что они
делают только чтобы удовлетворить работника службы психического
здоровья''.
Van Meijel призывает больше работать над контактом
между пациентом и психологом / психиатром / специализированной
медсестрой. ''Должны быть созданы безопасные условия, в которых можно
разговаривать о том, что было причиной аутодеструктивного поведения.
Если удастся реконструировать, как нарастало напряжение, то можно
поискать способы его снизить. Например, можно поговорить с т.н.
''доверенным лицом'', послушать вместе музыку или позаниматься спортом.
Можно также попытаться удовлетворить потребность пациента в причинении
себе боли щадящим путем: например, надеть на запястье резинку и потом
оттягивать ее и отпускать, или же взять в руку кубик льда и дать ему
растаять. Но это возможно лишь когда пациент чувствует, что его признают
и принимают как личность''.
Этого чувства Санна явно не испытывала по
отношения к медработнику, который сказал: ''Порезы – ерунда. Это как
маленькие дети, которые кидаются кубиками с целью привлечь к себе
внимание''. Правда, последние 12 месяцев у нее ''очень хороший
терапевт'', и она с ним встречается каждую неделю (а иногда и чаще).
Она участвует в проекте ''жилье под
сопровождением''. Иногда она осторожно думает о будущем, о поэзии,
которую она бы хотела писать. Но в настоящее время она получает
интенсивную терапию. Дела у Санны идут ''не очень хорошо''. Ее часто
мучают наплывы ярких воспоминаний, ночные кошмары, и она, как и раньше,
часто себя режет. Для нее очень трудно сделать выбор в пользу жизни.
Она считает важным сказать следующее: ''На подходе
следующее поколение таких же, как я. Их крик о помощи должен быть
услышан. Я надеюсь, что у работников служб помощи найдутся нужные слова,
когда они будут сталкиваться с ранами, и они протянут нам руку помощи.
Именно этого мне так не хватало…
По материалам:
Snijden om de pijn te verdrijven. – De Volkskrant,
09.06.09, p. 12-13.
Перевод Елены Можаевой
Ссылка на статью
|
