 20
лет назад в парижском аэропорту Шарль де Голль поселился Мехран Карими
Нассери — иранский беженец, которому было суждено стать самым
знаменитым нищим ХХ века. Его судьба легла в основу сценария фильма
Спилберга "Терминал", а его автобиография стала бестселлером.
Большинству нищих, бездомных и бродяг такая слава и не снилась, да она
им и не нужна, поскольку и без того ремесло профессионального нищего во
все времена приносило мастерам своего дела неплохой доход.
Дворы чудес
К людям, жившим подаянием и занимавшимся
бродяжничеством, в разных странах и в разные эпохи относились
по-разному. Скажем, если в античной Европе нищих практически не было, а
бродяги быстро попадали в рабство, то в Средние века европейское
нищенство расцвело пышным цветом, а бродяги приобрели такой статус, что
у них чуть ли не выпрашивали благословения. Расцвет средневекового
попрошайничества был неразрывно связан с господствовавшим в ту эпоху
церковным учением. Еще Иоанн Златоуст, живший в IV веке н. э., учил,
что бедным нужно подавать милостыню вне зависимости от того,
заслуживают они ее или нет: "Ты не должен разузнавать бедных, что они
за люди. Одна защита у бедного — недостаток и нужда. Не требуй от него
ничего более, но, хотя бы он был самый порочный человек, утоли голод
его".
Нищелюбие сделалось обязательным для любого
христианина, а раздача милостыни стала восприниматься как верный путь к
спасению души. Поскольку спасения жаждали все христиане, нищие
оказались востребованы обществом, ведь если бы их не было, совершать
обязательные для христианина добрые дела было бы значительно труднее.
Спрос породил предложение, и вскоре Европу наводнила армия
профессиональных нищих, которые переходили из города в город и
требовали подаяния, ссылаясь на истинные и мнимые хвори. В том, что
многие калеки и убогие на деле являлись хитрыми обманщиками, никто не
сомневался. Недаром по средневековой Европе ходили легенды о том, как
нищие разбегались при приближении святых чудотворцев, лишь бы те не
исцелили их и не лишили тем самым заработка. Но нищих терпели и
прикармливали до тех пор, пока они не стали представлять реальную
угрозу обществу.
С 1347 по 1351 год в Европе свирепствовала
"черная смерть" (бубонная чума), выкосившая от четверти до половины
населения континента (примерно 34 млн человек), причем разносчиками
заразы нередко оказывались бродячие попрошайки. После великой эпидемии
отношение к нищенствующим значительно ухудшилось, однако меры,
применяемые в борьбе против них, различались в зависимости от местных
традиций.
Пожалуй, наиболее последовательными в своей
борьбе с нищенством были немцы. В городах средневековой Германии уже в
XIV веке существовал довольно развитый бюрократический аппарат. Первый
немецкий закон о нищих был принят в 1370 году в Нюрнберге. Согласно
этому закону, каждый просящий милостыню должен был получить официальное
разрешение на свой промысел. Тем, кому город разрешал попрошайничать,
выдавался особый медальон. Разрешения выдавались в основном уроженцам
города, а пришлым нищим разрешалось проводить в Нюрнберге не более трех
дней в году, причем нарушителям запрещалось появляться в городе в
течение следующего года. Вскоре подобные законы появились во многих
других городах Германии. В начале XVI века нюрнбергские власти пошли
еще дальше по пути административного регулирования деятельности
городских нищих. В городе было создано особое бюро, которое
централизованно собирало милостыню и распределяло ее между неимущими.
Нищих заносили в особые списки, и с каждым из них проводились
собеседования. Иногородним попрошайничать было категорически запрещено,
а ослушников высылали из города после двух официальных предупреждений.
А вот во Франции, где бюрократическую машину
еще долго не удавалось наладить, нищим попустительствовали. В
средневековом Париже существовало несколько "дворов чудес", один из
которых был впоследствии описан Виктором Гюго в "Соборе Парижской
Богоматери". Так назывались два двора у ворот Сен-Дени, дворы в районе
Фьеф д`Альби, в квартале Ле-Сантье и в других местах, где обитали
парижские нищие. Назывались они так потому, что каждый вечер там
происходили многочисленные "чудеса": мнимые больные и калеки,
возвращавшиеся домой после трудового дня, неожиданно "исцелялись" и
начинали кутить на собранное подаяние. Обитатели "дворов чудес"
чувствовали себя в полной безопасности и совершенно никому не
подчинялись, кроме "королей", избранных из их же среды. В сущности,
профессиональные нищие делали то же самое, что и другие средневековые
профессионалы: подобно ткачам, жестянщикам, проституткам и прочим
ремесленникам, они организовывались в самоуправляющуюся корпорацию. У
парижских нищих были собственные законы, собственные тайные знаки и
даже собственный язык, который понимали только обитатели "дворов чудес"
и представители уголовного мира.
Попытки светских и духовных властей хоть как-то
повлиять на нищенскую корпорацию обычно заканчивались крахом. Так, в
1436 году епископ Жак дю Шателье остановил службу в одной из популярных
у парижан церквей после того, как ее осквернили двое нищих, устроивших
в ней потасовку. Епископ объявил, что не будет вновь освящать храм до
тех пор, пока виновные не выплатят денежный штраф. В том, что у нищих
водятся деньги, епископ, как видно, не сомневался, однако обитатели
"дворов чудес" так и не заплатили, хотя закрытие церкви, возле которой
можно было попрошайничать, наносило серьезный ущерб их бизнесу. Через
22 дня епископ сдался и освятил храм. Несколько раньше, в 1428 году,
клир собора Парижской Богоматери строго-настрого запретил нищим
проходить дальше церковных врат. Однако нищие и не думали подчиняться
этому приказу. Они все так же проникали в собор, забирались на хоры и
шныряли между молящимися. Впоследствии их все-таки удалось выдворить с
хоров, но полностью очистить от них собор так и не получилось.
Своя специфика была и в других странах.
Например, в Польше, где государственная власть была гораздо слабее, чем
во Франции, нищенскую корпорацию пришлось попросту легализовать. С 1495
года польские власти, по примеру Германии, выдавали нищим особые
жестяные знаки, дававшие право заниматься избранным ремеслом, но
подлинная власть над просящими милостыню оставалась в руках "войтов
жебрацких", то есть нищенских старост. Власти были вынуждены признавать
существование "жебрацких барств", то есть нищенских корпораций, и
вступать в переговоры с их лидерами.
Когда же в Европе разразилась Реформация,
различия между странами, принявшими протестантство, и странами,
оставшимися в лоне католической церкви, обозначились еще более резко.
Протестанты, верившие в святость труда, относились к неработающим с
нескрываемым презрением. Поэтому в протестантских странах — в Англии,
Голландии и княжествах Северной Германии — с XVI века стали возникать
работные дома, куда нищих загоняли насильно вне зависимости от того,
какие причины побудили их просить подаяние. Следует сказать, что самыми
суровыми условия содержания были не в английских работных домах, все
ужасы которых подробно описаны Чарльзом Диккенсом и другими авторами, а
в немецких. В одном из немецких работных домов, к примеру, бывших
попрошаек держали в намордниках, которые мешали дышать, а некоторых
довели даже до смерти от удушья. Тем временем в католических странах
нищелюбие продолжало процветать, ведь католики превыше всего ставили не
труд и накопление богатства, а добрые дела, угодные Богу, включавшие
раздачу милостыни. Так что "дворам чудес" еще долго ничто не угрожало.
Если же угроза все-таки возникала, нищие были вполне способны за себя
постоять. Так, в 1630 году парижские власти вздумали проложить новую
улицу через один из "дворов чудес". Строительство закончилось, не успев
начаться, потому что рабочих, строивших дорогу, нищие просто
перерезали.
Бедняки в законе
Время от времени попытки покончить с нищенством
предпринимались даже в странах, где просящим милостыню традиционно
сочувствовали. Такое случалось обычно, когда у власти оказывался
сильный правитель с диктаторскими замашками, однако проходило время, и
все возвращалось на круги своя. В России, например, нищих, юродивых,
странников и прочих калик перехожих считали божьими людьми и без
подаяния не оставляли. Власть, конечно, время от времени пыталась
что-нибудь предпринять. Царь Федор Иоаннович, например, в 1682 году
указывал, "чтобы впредь по улицам бродящих и лежащих нищих, меж
которыми многие притворные воры, и всем здоровы и работать могут, не
было". Однако все оставалось по-старому, пока за дело не взялся Петр I,
который загнал тунеядцев в "смирительные дома", а с подающих милостыню
начал взимать штраф в размере 10 рублей (а на эти деньги можно было
купить дом, корову и лошадь). Желающих подавать стало значительно
меньше, но стоило Петру отойти в мир иной, как традиционное нищелюбие
вновь вернулось в русские города и села.
То же самое было и во Франции, где попытки
справиться с попрошайками быстро сходили на нет. В середине XVIII века
французы попытались завести у себя работные дома по английскому
образцу, однако домов этих было мало, и загнать туда нищих никак не
получалось. Положение изменилось с приходом к власти Наполеона, который
открыл десятки работных домов и согнал в них сотни нищих. Но стоило
императору французов отбыть на остров Святой Елены, как работные дома
начали закрываться, а попрошайки вернулись на улицы.
В течение XIX века почти во всех странах Европы
были приняты законы по борьбе с нищенством, которые действовали по
одному и тому же принципу. Бродяг и попрошаек делили на несколько
категорий, стремясь отделить несчастных, волею случая оказавшихся без
работы и пропитания, от злостных лентяев. Первым помогали, а вторых
наказывали тюремным заключением или помещением в работный дом. Однако в
каждой стране эта система работала по-своему. Самыми последовательными
и суровыми, как всегда, оказались немцы. Занимающихся попрошайничеством
приговаривали к небольшим тюремным срокам, а потом определяли в
работный дом, где бывший нищий мог жить, пока администрация не решит,
что он уже исправился. Больше двух лет, правда, обычно не держали.
Английская система выглядела примерно так же, однако на деле она
практически не работала. Прежде всего английских нищих было не так-то
легко поймать на попрошайничестве. Они носили с собой запас мелкого
товара — иглы, нитки и т. п., и когда приближался констебль, тотчас
выкладывали их перед собой и объявляли себя честными торговцами. Когда
же нищих все-таки ловили и вели к судье, тот, как правило, не был
слишком строг к безобидному попрошайке, и нищий вскоре снова оказывался
на улице. Одной из самых прогрессивных считалась итальянская система,
закрепленная в Уголовном кодексе 1889 года. Итальянских нищих не сажали
в тюрьму, их разрешалось лишь временно арестовывать или держать под
домашним арестом. По закону полагалось определять их на общественные
работы, однако закон бездействовал, поскольку денег на устройство этих
общественных работ просто не было. В 1895 году петербургский журнал
"Тюремный вестник" высказывался об итальянской системе следующим
образом: "Такая остроумная система, вполне достойная научных сил, при
участии которых выработан итальянский кодекс, без сомнения,
представляет собою одно из наиболее замечательных произведений
современной юриспруденции. Но приведение в исполнение постановлений ее
было затруднено недостатком денежных средств... Несмотря на все эти
меры, нищие очень многочисленны в Италии".
Во Франции конца XIX века "дворов чудес" уже,
конечно, не было, и законы мало чем отличались от остальной Европы.
Однако законы эти не работали. Нищих полагалось арестовывать, и их
действительно иногда арестовывали, но тут же отпускали. Французский
журналист Луи Полиан писал в 1898 году: "Спросите у городского
сержанта, почему он не задерживает того нищего, который на бульваре
обращается к каждому прохожему и который тем чаще тянет руку, чем
больше ему дают. Он вам ответит: "Я его задерживал уже шесть раз,
десять раз, и он все снова начинает"". Примерно то же самое было и в
России. В 1899 году русский чиновник Левенстим писал: "Почти двести лет
прошло со времен царствования Петра Великого, который впервые начал на
Руси борьбу против нищенства, а между тем до настоящего времени не
установлено окончательно, запрещено ли нищенство или нет. Устав о
наказаниях, налагаемых мировыми судьями, и устав о предупреждении
преступлений запрещают строжайше хождение с сумою, между тем
параллельно с этим в Привисленских губерниях существует местное
распоряжение правительства, в силу которого бедным выдаются
свидетельства на прошение милостыни... Наконец, во многих центральных
губерниях призрение неимущих сводится к тому, что им позволяют собирать
милостыню в своем селении ("идти в кусочки")". Заметим, что в
Привисленских губерниях, то есть в Польше, традиции тоже не умерли, и
местным нищим раздавали лицензии на сбор подаяния, как и во времена
польских королей.
Народные промыслы
Самим нищим тоже был присущ национальный
колорит. В Америке конца XIX века нищие организовывались в "тресты". В
1899 году в Нью-Йорке был арестован некто Зибель. Этот человек стоял во
главе "Треста" — подпольной корпорации, заправлявшей делами местных
нищих. В главном офисе "Треста", располагавшемся в Бруклине,
продавалось все необходимое для профессионалов — фальшивые протезы,
накладные горбы, лохмотья, плакаты с просьбой подать убогому и т. п.
Здесь же нищие сбывали свой товар — кусочки хлеба, колбасные обрезки и
прочие объедки. "Трест" продавал эти пищевые отходы производителям
корма для скота. Дела у фирмы шли превосходно: Зибель и его подельники
снимали роскошные квартиры, содержали лошадей и имели в театрах
собственные ложи.
Свой колорит был и в утонченной Франции. В
стране художников и поэтов нищие просто обязаны были быть артистами. Их
быт подробно описал Луи Полиан, который, предвосхитив методы
журналистики ХХ века, сам переоделся нищим и, войдя в доверие к
парижским клошарам, некоторое время жил подаянием. Полиан рассказывал о
подлинных виртуозах своего дела. Был у нищих, например, такой трюк.
Плохо одетый человек с разбегу бросался в Сену и начинал тонуть. Тут же
ему на выручку бросался человек, одетый как рабочий. Затем спасенный
утопающий на глазах столпившихся зевак обращался к спасителю: "Что ты
сделал? Зачем не оставил меня умереть? Я без работы и уже три дня не
ел!" И вновь бросался к реке с криками: "Дайте! Дайте мне умереть!", но
спаситель удерживал его и говорил: "Возьми, вот все, что у меня
осталось, пускай останусь я сегодня без обеда". После этого собравшаяся
публика осыпала артистов материальной помощью, причем, по словам
Полиана, часто давала золотые монеты.
Был и другой фокус, связанный с падением.
Женщина, одетая в черное вдовье платье, падала в фонтан, когда дамы и
господа выходили из церкви. Ее спасали, она умоляла найти оброненные
четки и молитвенник и вскользь упоминала, что давно не ела, потому что
копила на церковную свечу. Она якобы шла помолиться за единственного
сына, который служит в далеких колониях. Без подаяния "вдова" обычно не
оставалась. Умельцы разыгрывали сцены с голодными обмороками возле
кондитерских, припадки эпилепсии, когда кусочек мыла помогал
симулировать пену на губах, и т. п. Был и куда более простой способ
заработать. За два франка можно было купить фальшивое свидетельство о
болезни. Особенно популярны были грыжа и растяжение жил, потому что в
парижских больницах таким больным бесплатно выдавали бандаж и
эластичные чулки. Все это можно было сдавать старьевщику и иметь около
100 франков годового дохода, что соответствовало пенсии солдата,
выслужившего медаль. Благотворительных обществ в тогдашнем Париже было
довольно много, а общей базы данных на всех нуждающихся, конечно, не
было. Поэтому безрукий или безногий по многу раз заходил в разные
учреждения и получал бесплатные протезы, которые потом сбывал за 10-20
франков. То же самое делал больной, которому полагались бесплатные
лекарства, например рыбий жир, который всегда можно было перепродать.
Предприимчивые клошары делали бизнес на чем угодно, даже на крещении
детей. Католические и протестантские священники уговаривали неимущих
матерей крестить младенца в их веру, чем те и пользовались. Одна мать,
по словам Полиана, говорила: "Сказать вам правду, мой ребенок крещен
двенадцать раз в протестантской церкви и четырнадцать раз в
католической... Каждое крещение приносило мне двадцать су и чистое
платье". Нищие Парижа в совершенстве изучили все тонкости работы весьма
развитой французской системы благотворительности. Полиан советовал
как-нибудь порыться в кладовке какого-нибудь бедняцкого жилища и
гарантировал много интересных находок: "Какое множество билетов всякого
рода, бумаг, печатных бланков, писем, билетов на дрова, на молоко, на
шоколад, которые даны гг. Ротшильд, письма депутатов, извещающих о
решениях касательно субсидий... письма полицейского комиссара, пастора,
священника, раввина, дающие адреса благотворителей... список всех
благотворительных празднеств, которые состоятся в текущем месяце,
заметки о предстоящих свадьбах с указанием ресторанов, в коих назначены
свадебные обеды. О! Эти нищие, они глубокие знатоки парижской
благотворительности".
Но истинные профессионалы работали по-крупному.
Специально для них в Париже издавались два сборника — "Малая игра" и
"Большая игра", каждый содержал сведения о благотворителях французской
столицы. Если "Малая игра" содержала лишь адреса и краткое описание
того, чем можно разжиться, то в "Большой игре" было полное досье на
каждого благотворителя и рекомендации, как лучше его одурачить.
Выглядело это примерно так: "Г-н Ф.— старый республиканец, радикал;
очень богатый. Представиться ему как жертва поклонников старого порядка
и приходских священников".
Самые же хитроумные превращали свой промысел в
высокое искусство. Они писали своим благодетелям письма, отличавшиеся
изяществом слога: "Милостивый Государь, голод приводит меня опять к
вашей двери..." и т. д. Автор письма просил передать ему через швейцара
кусочек хлеба. К письму прилагалось довольно хорошее стихотворение, так
что кроме хлеба проситель обычно получал звонкую монету. Выдавать себя
за голодного поэта в Париже вообще было довольно выгодно, благо на
каждый случай у нищего было заготовлено особое стихотворение, которое
можно было использовать много раз. По подсчетам Полиана, только в одном
Париже ежегодно на подаяние и помощь бедным уходило около 10 млн
франков. Однако справиться с бедностью никак не удавалось, поскольку
нищие не желали расстаться со своей чрезвычайно выгодной нищетой.
Свой национальный колорит был, конечно, и у
российских нищих. В крестьянской православной стране богема была не в
почете, поэтому попрошайки выдавали себя за божьих странников,
погорельцев и раненых солдат. Специалисты насчитывали больше десятка
особых нищенских специальностей. "Богомолы" сидели на паперти,
"могильщики" — на кладбищах, "горбачи" бродяжничали с сумой,
"железнодорожники" ходили по вагонам, "ерусалимцы" выдавали себя за
паломников и приторговывали "землицей иорданской", а "севастопольцы"
строили из себя героев Крымской войны. А были еще "падшие купцы",
"благородные, потерпевшие за правду" и прочие достойные жалости
субъекты. "Санкт-Петербургские полицейские ведомости" в 1879 году
перечисляли нищенские специальности, до сих пор хорошо знакомые
россиянам: "женщины с больным ребенком" и приезжие, просящие "на билет
для возвращения на родину".
Разделение труда было жестким, и "нарушителей
конвенции" ждала суровая кара. Левенстим писал: "Каждая артель
ревностно оберегает свои места и не допустит, чтобы могильщик стал
около церкви или обратно. Точно так же отдельные церкви и кладбища
распределили между известными артелями, которые не позволят, чтобы
посторонний человек проник в их район... Не только паперти церквей, но
даже места на этой паперти и часы распределены между отдельными лицами.
Нищий, который просит во время обедни, обязан уступить свое место
товарищу на время всенощной и вечерней".
Были в России и свои "дворы чудес", которые
назывались здесь "нищенскими гнездами". Это были деревни, жители
которых ничем, кроме сбора подаяний, не занимались. Так, в Арзамасском
уезде существовала деревня с благозвучным названием Пьявочное Озеро.
Местные жители заключали сделки с окрестными церквями, покупая у них за
40-50 руб. документы, разрешавшие им собирать пожертвования. С весны до
осени пьявочинцы ходили по округе, собирая подаяние, а возвратившись,
отдавали 100-200 руб. церкви, а 400-500 оставляли себе. После этого в
деревне начиналось повальное пьянство, которое продолжалось до зимних
холодов, так что соседи прозвали эту деревню Пьянишным Озером.
Крестьяне другого села, расположенного в Калужской губернии, занимались
таким же промыслом, а тем, кто пытался предложить им работу, объясняли:
"Мы вдвое больше добудем сумою, будем в день два раза чай пить с
баранками и водкой, да еще на табак останется, спать будем сколько
угодно, а у тебя что? Плечи-то ломать". Так что российские нищие были
довольны своим положением не меньше своих французских коллег.
Человек из терминала
Большинство нищих любой страны были полностью
согласны с калужскими крестьянами. Как бы ни пытались их трудоустроить,
работать они не хотели. Так, в конце XIX века некое Общество
коммерсантов предложило трудоустроить всех парижских нищих на
трехдневную работу за 4 франка в день. Из 727 трудоустроенных нищих
только 174 человека явились на работу, из них 37 проработали до
полудня, взяли 2 франка и исчезли, 68 проработали до вечера, 51 — два
дня и лишь 18 человек трудились все три дня, после чего получили
постоянную работу.
В течение всего XIX века во многих странах были
устроены трудовые колонии, где неимущий мог поработать за треть
зарплаты, а потом уйти, забрав остальные две трети заработанных денег.
Такая система практиковалась в Голландии, Германии, Швейцарии и
некоторых других странах. Однако профессиональных нищих в этих колониях
было не сыскать. Наконец, в 1927 правительство Чехословакии попыталось
заставить нищих работать, лишив их подаяния. Власти начали продавать
гражданам особые талоны — "алмуженки", которыми полагалось отныне
подавать милостыню. Продавались они наборами по 25 штук и стоили по 2,5
кроны. Предполагалось, что нищие будут обменивать "алмуженки" на деньги
и одежду в государственных учреждениях. Желающие получать деньги
обязаны были зарегистрироваться, а особые службы должны были решить,
достойны ли они материальной помощи. Затея, естественно, провалилась,
поскольку профессиональные нищие не принимали "алмуженок", а требовали
настоящих денег.
В ХХ веке нищенство вообще доказало, что
способно приноравливаться к любым условиям. Ни агрессивная техногенная
среда, ни гуманное сочувствие общества их не изменили. Нищенская
корпорация с собственным тайным языком, собственным кодексом и своим
"королем" существовала весь ХХ век и существует до сих пор.
Американские хобо — бродяги, которые путешествуют по США, забравшись в
товарные вагоны, и живут случайными заработками, попрошайничеством и
воровством, во многом напоминают средневековых обитателей "дворов
чудес". У них есть собственные тайные знаки, которыми они обозначают
информацию, важную для любого бомжа: "злая собака", "здесь подают",
"есть работа". Есть и собственный жаргон: "бык" — сотрудник железной
дороги, "крошки" — вши, "отправиться на запад" — умереть. Время от
времени хобо собираются на большой съезд в городе Бритт, штат Айова,
где выбирают "короля" и "королеву". Сейчас королевством хобо правят
король Тук и королева Леди Саншайн.
Благотворительность и забота окружающих
охотникам за милостыней тоже нипочем. Когда канадскому нищему хочется
есть, но лень куда-то идти, он делает бесплатный звонок из ближайшего
таксофона, за ним приезжает машина, доставляет к месту бесплатной
кормежки, а после возвращает его обратно.
Не меняет их даже всемирная слава. Самым
знаменитым нищим ХХ века можно по праву считать иранца Мехрана Карими
Нассери, который с августа 1988 по июль 2006 года жил в терминале
парижского аэропорта Шарль де Голль. Нассери покинул Иран в 1977 году,
спасаясь от репрессий шахского правительства, однако долго не мог
получить убежища ни в одной стране. Наконец в 1980 году он получил
убежище в Бельгии, но, пожив там несколько лет, отослал свои документы
властям, отказался от вида на жительство в этой стране и улетел во
Францию. Покинув Бельгию, он утратил права беженца, а ни одна другая
страна принимать его не хотела. Так Нассери и остался жить в терминале
на полном иждивении сотрудников аэропорта. Французские традиции
нищелюбия давали о себе знать. При этом самым удивительным в жизни
Нассери было то, что при желании он мог бы изменить свою судьбу. У него
было четыре брата и сестра, причем один из братьев был бизнесменом в
Англии, а сестра работала дантистом в Люксембурге. Их вмешательство
вернуло бы обитателя терминала в мир людей. Однако Мехран Нассери
предпочитал спать на вокзальной лавке и ни о чем не заботиться.
Обитая в аэропорту, Нассери в соавторстве с
писателем Эндрю Донкиным написал книгу о своих мытарствах, которая
стала бестселлером. Книга эта легла в основу сценария фильма
"Терминал", снятого Стивеном Спилбергом. Однако ни слава, ни гонорары,
ни участие толпы правозащитников не заставили Человека-из-терминала
покинуть аэропорт. Прославленный беженец покинул насиженное место лишь
после того, как его здоровье пошатнулась и ему понадобилась срочная
госпитализация.
За долгие века нищие доказали, что они готовы
сопротивляться любым попыткам вывести их из состояния нищеты. Их волю
не сломили ни драконовские законы, ни помощь сердобольных сограждан.
Каковы бы ни были традиции той или иной страны, нищие все равно
продолжают бродяжничать и требовать подаяния. Объясняется это довольно
просто. Людям нравится подавать милостыню, ведь подающий чувствует себя
щедрым, богатым, благородным и могущественным. Принимая милостыню,
нищие оказывают своим благодетелям услугу, и пока на эту услугу будет
спрос, будет и предложение.
|
